Наш Бим

Сегодня мы с женой поминали годовщину смерти нашего члена семьи - доброго старого спаниеля Бима. Бимка был подобран на улице в холодный весенний день 5 марта 1997 года, когда его будущий хозяин возвращался в очередной несчетный раз с пустыми руками с коммунистической биржи труда. Он сидел напротив большого девятиэтажного дома на перекрестке Гайдара и Обводного канала, прекрасный и огромный русский спаниель, такого большого и красивого я еще не видел никогда. Но что-то меня насторожило в собаке - кроме старости, она была как-то по - бомжовому пострижена, с выхваченными ступеньками кусками шерсти, на морде виднелись коричневые следы болезни, несмотря на это, он сидел величественно и мудро на холодной крошке из льда и воды.

    Я подошел к нему, присел и спросил - как дела? Бим неуверенно подал мне свою лапу, потом другую. Как будто он хотел мне сказать - помоги мне, человек. Я пошел к подъезду этого дома с железной дверью, чтобы перехватить дверь у очередного выходящего жильца и впустить собаку.       Однако, оказалось, что за мной следили. На втором этаже открылась кухонная форточка и женщина крикнула мне - Мужчина, это не наша собака! Как не наша? Что это значит? Эта собака не живет здесь-пояснила женщина, но в ее голосе не было злобы к собаке. Тогда чья она? - спросил я. Вероятно, заблудилась-пояснила моя собеседница через форточку. -Я уже давно за ней наблюдаю.

     Как-то вдруг я понял, что мои подсознательные тревоги подтверждаются, и что собака действительно просит помощи. Я подошел к спаниелю и взял его в охапку с некоторой опаской - собака достаточно большая и мощная, чтобы сделать больно в ответ на неправильно воспринятое действие. Но спаниель безжизненно повис на моих руках. Он был очень тяжел, чтобы нести далеко, а до дома было еще около километра. Пришлось нести его на плече, но он не возражал и лишь порыкивал от дискомфорта и боли. В этот день - 5 марта умер Сталин, и я подумал, что сам Господь велел сегодня, в день смерти величайшего из тиранов, сделать что-то доброе, хотя бы именно этой собаке.

     Жена приняла собаку в дополнение к двум уже имевшимся в квартире и начала приводить в норму. За пару недель хорошего питания Бим (так я его назвал), то есть - лучик света, сбросил свои признаки водянки, излишнюю раздутость, пропали коричневые пятна, стала отрастать и снова блестеть и лосниться его шерсть. 

Нас несколько тревожило, что никто не отвечает на наши объявления, размещенные в газетах. Собака никому не была нужна. Прошел год. Бим превратился в великолепную элитную степенную собаку с роскошной шерстью и добрейшим характером. Ходил со мной в дальние прогулки (я еще не знал, что этого делать было нельзя), был предметом всеобщего внимания во дворе и на улице, терпеть не мог котов, на которых бросался молча и тем стремительнее, чем больше и наглее встречался кот. Он оккупировал кухню квартиры и считал ее своей территорией, не пуская туда других маленьких наших собачек. Легкая беловатая дымка подергивала его прекрасные большие карие глаза. Тогда мы не могли еще по ней распознать первые признаки надвигавшейся грозной болезни.

    В мае я получил, наконец, долгожданную работу и уехал в свою первую командировку на две недели. По возвращении я узнал от жены, что Бим заболел. Болезнь предполагала быть очень серьезной. Но лишь через пару месяцев мы смогли поставить точный диагноз с помощью врачей нашей областной больницы, любезно согласившихся проводить бесплатные анализы. У Бима был сахарный диабет, причем в самой тяжкой форме-поджелудочная железа отказала полностью. Возраст, предрасположенность были тому виной, а окончательно добило пса отсутствие хозяина, уехавшего в командировку. Большинству читателей не надо объяснять, что такая болезнь означала неминуемый смертный приговор нашему любимцу. Он непрерывно пил огромное количество воды и непрерывно вслед за этим мочился, спасая себя от избытка сахара при отсутствии инсулина. Дымка на его глазах с каждой неделей мутнела все больше и больше, превращаясь в толстую и белую диабетическую катаракту.

   Летом того несчастливого 1998 года мы уже приобрели антидиабетические таблетки и стали давать ему, но это помогало плохо. В Штатах и Англии были заказаны глюкомеры - приборы для анализа сахара в крови, однако их оба украли на международном почтамте в Москве, несмотря на контроль прохождения посылок по электронной почте. Третий прибор был доставлен из Германии с диппочтой, только так русские почтовые воры не смогли его достать своими очень грязными руками. Однако, пользоваться этим точным и сложным электронным прибором, рассчитанным на тонкую человеческую кожу, оказалось невозможно, кожа собаки на порядок крепче и толще. Чтобы не злоупотреблять помощью клинической лаборатории, и так очень много сделавшей для Бима, мы решили применять для анализов мочевые полоски, они давали сравнительно грубый анализ, но ими все же можно было быстро и легко пользоваться. Полоски были черными от сахара после применения. Когда у собаки осенью появился ацетоновый запах изо рта, стало ясно, что конец близок.

   Мы не могли достать инсулин, и боялись его применять, так как применение этого лекарства должно быть перманентным от начала и до смерти собаки, от чего бы она ни произошла. В России инсулин полагался больным бесплатно. Больным - людям, но не собакам. Как нам пояснил сонм главных ветеринаров области, собаки обязаны были умирать в случае диабета. Попытку вылечить собаку предпринял мой приятель, хороший врач-гомеопат. Атакой мышьяка он абсолютно снял ацетоновый запах, но работа железы не восстановилась. К тому времени Бим совершенно ослеп. Другой мой хороший давний знакомый по работе взял в жены подругу-врача, имевшую доступ к инсулину. Ввиду его дефицита нам предложили приобрести по сносной для нас цене несколько просроченное лекарство, но все еще годное. Это решило исход дела и продлило нашему Бимке жизнь еще на два с половиной года.

    Первые же инъекции, которые стала делать моя жена, нанесли мощный удар по диабету. Собака из умирающей сразу превратилась в выздоравливающую. Бим прекрасно понимал необходимость инъекций и показывал нам, что он к ним готов перед каждой едой. Два-три месяца подбора оптимальной дозы и диеты – и смертельная болезнь отступила, превратившись в не столь крупные проблемы а)неработающего совкового лифта (собаку в этом случае надо было носить на прогулки с 7 этажа - диабетикам запрещены любые физические нагрузки), б) покупки нормально сделанных за рубежом одноразовых шприцев вместо мафиозно-кособоких, сделанных новорусскими "вованами", в) отыскания по стране и безопасной в температурном смысле переправки к нам лекарства со всех уголков России (инсулин - это белок, и он может храниться в очень узком температурном диапазоне от плюс 2 до плюс 8 градусов по Цельсию, кратковременно до плюс 20). В нашем холодильнике постоянно имелся его годичный запас, благодаря и друзьям, и врачам диабетцентра, которые также прониклись участием к такому пациенту и регулярно передавали нам просроченный инсулин, который номинально уже нельзя было по строгим медицинским правилам использовать для людей. Однако, он работал превосходно.

    Главным врачом и героем тех дней была моя жена, которая аккуратно перед кормлением трижды в день взвешивала сбалансированную еду на точных кухонных весах и делала собаке крохотную инъекцию. Инсулин был разных марок, фасовок и производителей, но мы стали разбираться в нем не хуже, чем чеченцы или вьетнамцы - в патронах и автоматах. Катаракта также начала отступать, во всяком случае, зрение на 60-70% ему удалось вернуть.

   Умер наш любимый пес летом прошлого года, но не от диабета - с весны стали происходить хронические воспаления почек и печени, разумеется, диабет разрушал в какой-то степени и их, но все же это были признаки износа, старческой недостаточности этих органов. Лечение антибиотиками аккуратно проводилось и продлило ему жизнь еще на несколько месяцев. Однако оно не могло быть вечным, и мы это хорошо понимали.

   Накануне своего ухода, теплым июньским вечером, когда у нас почти не заходит солнце, Бим подошел ко мне на кухне, уткнулся носом в колени и долго так стоял. Это было его прощанием со мной. Наутро я уехал на встречу за городом с друзьями из Германии, которые, кстати, принимали участие в спасении Бима. Когда я вернулся, жена сообщила мне, что Бима уже нет. Он так и не дождался моего возвращения со встречи. Он лежал на балконе, прикрытый белой материей и был еще теплым. Я погладил его шелковистое ухо, и на глаза навернулись слезы. И жена, и невестка, провожавшие его в последний путь, тоже плакали. Похоронили мы его в лесочке за городом, под большой березой. И будем всегда его помнить.